Письма любви и верности ("Областные вести" от 20 - 26 февраля 2009 г.)Перед нами письма
Петра Алексеевича Фомина, летчика 312-го штурмового авиаполка, воспитанника
Сталинградского военного авиационного училища. 65 лет назад, 23 февраля Он родился в грузинском городке Манглиси в далеком 1906
году. Как и тысячи советских людей, с первых дней войны защищал Родину. 25 июня
Его отправили в лагерь в польском городе Лодзь. Там была собрана большая группа пленных летчиков. Петр Фомин создал группу сопротивления, вскоре ему удалось помочь бежать трем товарищам-авиаторам. Потом стали готовить массовый побег, но он не удался. Один из конвоиров обнаружил подкоп, вырытый из-под барака за забор лагеря. 100 летчиков-заложников были направлены в глубь Германии, в концлагерь "Дахау" – ад с газовыми камерам, изощренными пытками и медицинскими опытами. Для летчиков оставался единственный шанс спастись – выпрыгнуть на ходу из поезда. Заключенным сильно мешали наручники, усиленная охрана, и все-таки по команде Петра Фомина они набросились на охранников и стали бить их связанными руками. Выбросившись из поезда, летчики пытались добраться до фашистского аэродрома, захватить самолет. Беглецов разыскивали с помощью военной техники и собак. Следуя по трупам погибших в пути, фашисты настигли оставшихся в живых 33 бойцов всего в пяти километрах от аэродрома "Шляхсгейм". В "Дахау" их поместили в камеру смертников № 27. Среди пленников были 16 летчиков – воспитанников Сталинградского училища. Через много лет после окончания войны от чудом уцелевших узников "Дахау" Н. Ятченко и В. Бикташева была восстановлена картина последних часов их жизни. 23 февраля Казнь 33 русских офицеров стала одним из обвинительных
пунктов на Нюрнбергском процессе. В память о подвиге летчиков в 23 марта "Здравствуй, милая Анечка, сообщаю, что я здоров, чувствую себя хорошо.
Нюсечка, ты не волнуйся, рана заросла хорошо, сейчас поправляюсь потихонечку.
Вот наберусь сил, а то ведь я иссох, видела бы своего мужа, но мясо нарастет,
это ерунда. Милая крошка, фото послал, и тебе можно фототелеграмму послать,
адрес я сообщил. Твой Петр". 5 апреля "7 марта летал громить гадов. Должен похвалиться: сжег две автомашины,
цистерну с бензином. И, когда уже закончил атаку, они меня поймали из зенитного
пулемета. Разрывная пуля ударилась в кабину и срикошетила, угодила мне в плечо
с левой стороны. Прилетел домой. Сел хорошо. Машина в нескольких местах пробита
зениткой, но исправна. Рану я сразу зажал рукой, крови потерял мало. Фельдшер
перебинтовала и отправила в лазарет в Чертаново. Не волнуйся, пулю из шеи уже
достали. Правда, рубчик так и останется, но небольшой. Я поправился. Анечка, привет всем родным, скажи, здоров. Твой Петр". 9 мая "Здравствуй, родная моя Анечка! Вот сегодня хорошая погода, нагу¬лялся,
а вернее, наработался я здорово. Ты, конечно, будешь смеяться, но я расскажу. Около дома отдыха открыли лесопилку – пилят доски вручную. От нечего
делать мы с ребятами пошли, посмотрели. Вижу: один берется, помахал – ничего не получается, другой – та же история,
а третий взялся – у него хорошо пошло. Старик пильщик говорит: "Эх, мне бы ваши
годы, я бы рубанул". Я тогда не выдержал, вспомнил прошлое, как с отцом
когда-то пилил, влез на козла и как жахнул! Сразу вспотел, потом втянулся. Ребята
внизу говорят: "Ты нас загонишь или сам выдохнешься". Поспорили, кто выдержит – пройдет восемь шнуров без отдыха. Я предложил
им двоим работать попеременно против меня одного. Ну и пошло. Скоро первый
отказался, а второй не дотянул последний шнур. "Ну тебя к черту, – говорит. – Пусть
и моя пропадает! Я устал". А я закончил все бревно и закурил. "Ребята, – говорю,
– а все же вы слабаки, с вас литр". Хоть его и трудновато было достать, достали – выпили втроем. Милая, здоровье у меня сейчас хорошее, нервишки укрепил. 12 мая выеду.
Вновь потопаю громить гадов. Твой родной Петр". 16 мая "Здравствуй, милая Анечка. Должен сказать, что вот уже второй день, в
части, влился в семью боевых друзей. Ну, насчет дорогой твоей посылочки – откушали
вместе с соседом, а вторую часть я с лучшими ребятами-истребителями жахнул... Будь здорова и береги себя, Нюсечка, ни на кого не обращай внимания,
береги себя, не отказывай себе ни в чем (сохрани здоровье, разобьем гадов,
заживем дружно и любя, лишь бы были живы). Привет всем родным и знакомым, так
все хорошо, ты только не отчаивайся, будь здорова. Целую тебя крепко, твой
родной Петечка". 19 мая "Анечка, пришли фото, что-то я чертовски соскучился. Черкни, как дела с
одеждой. Я беспокоюсь, зная, в чем ты поехала. Наверное, и туфельки уже сдают?
Сообщи, как получаешь деньги... Аня, вот тебе маленький стишок. Душистый воздух голубой, Любовным воздухом нельзя напиться. Лишь может закружиться голова, А сердце хочет вылететь, как птица. И губы шепчут нежные слова: Любимая, хорошая, родная... Не знаю, как еще назвать тебя. Все ласковые слова припоминая, Смеюсь и заикаюсь я. Да что слова! У лучшего поэта Для милых глаз едва ли хватит слов — От кончика ботинка до самого берета Я нежностью тебя объять готов. Целую крепко, Петя".
21 мая "Здравствуй, милая, Анечка! Сообщаю, что здоров, вчера был на задании, а сегодня отдыхаю. И вот
сижу около окошечка, на дворе погода классная: играет солнце и на ветке поет
соловей (надо сказать, их здесь много, и так приятно они поют, особенно на
заходе солнца). Анечка, когда слушаешь вечером, да соловей еще тревожит,
думаешь: эх, какая жизнь хорошая! И вдруг вспомнишь – война... Хочется сейчас
же идти в бой и громить гадов, мстить им за все, не считаясь ни с чем, даже со
своей жизнью. Милая Анечка, в такой вот вечерок хотелось бы посидеть вдвоем,
поболтать, как когда-то на берегу Волги. Ну ничего, будем жить еще лучше и
дружнее. Твой Петечка". Письма перестали приходить к Анне Фоминой в июле Людмила Глухенькая, Екатерина Елфимова, "Областные вести" от 20-26 февраля |