На главную
Письма П.А. Фомина
Письма В.И.Заболотнева
Письма К.М.Растопчина
Письма Е.П.Инденбаума
Письма Н.М.Заикина
Письма И.И.Якубовского
Письмо H.Breitkeuz
Письмо W.Nix
Письмо Wehner

Год театра 2019

Письма любви и верности ("Областные вести" от 20 - 26 февраля 2009 г.)

Перед нами письма Петра Алексеевича Фомина, летчика 312-го штурмового авиаполка, воспитанника Сталинградского военного авиационного училища. 65 лет назад, 23 февраля 1944 г., он героически погиб в фашистском лагере "Дахау". Его письма с фронта пронизаны любовью к Родине и жене, они свидетельство беспримерного подвига русского защитника.

 

Он родился в грузинском городке Манглиси в далеком 1906 году. Как и тысячи советских людей, с первых дней войны защищал Родину. 25 июня 1942 г. он был сбит под Москвой. Летчики его эскадрильи видели, как в разгар схватки с "мессерами" самолет замкомэска вспыхнул факелом и стал падать в лес – на территорию, занятую немцами. Капитан Фомин не смог выпрыгнуть из машины с парашютом, так как был ранен. Когда немцы подбежали к месту падения самолета, летчик был без сознания, с обгоревшим лицом и руками, но еще дышал. Судьба его была предрешена: плен, затем концлагерь – самая горькая участь на войне.

Его отправили в лагерь в польском городе Лодзь. Там была собрана большая группа пленных летчиков. Петр Фомин создал группу сопротивления, вскоре ему удалось помочь бежать трем товарищам-авиаторам. Потом стали готовить массовый побег, но он не удался. Один из конвоиров обнаружил подкоп, вырытый из-под барака за забор лагеря. 100 летчиков-заложников были направлены в глубь Германии, в концлагерь "Дахау" – ад с газовыми камерам, изощренными пытками и медицинскими опытами.

Для летчиков оставался единственный шанс спастись – выпрыгнуть на ходу из поезда. Заключенным сильно мешали наручники, усиленная охрана, и все-таки по команде Петра Фомина они набросились на охранников и стали бить их связанными руками. Выбросившись из поезда, летчики пытались добраться до фашистского аэродрома, захватить самолет.

Беглецов разыскивали с помощью военной техники и собак. Следуя по трупам погибших в пути, фашисты настигли оставшихся в живых 33 бойцов всего в пяти километрах от аэродрома "Шляхсгейм". В "Дахау" их поместили в камеру смертников № 27. Среди пленников были 16 летчиков – воспитанников Сталинградского училища. Через много лет после окончания войны от чудом уцелевших узников "Дахау" Н. Ятченко и В. Бикташева была восстановлена картина последних часов их жизни.

23 февраля 1944 г., в День Советской Армии, 33 советских офицера повели на казнь. Избитые, искалеченные летчики шли и громко пели: "Это есть наш последний и решительный бой!". Лагерь пришел в движение, люди в знак солидарности с храбрыми пленниками выражали открытое неповиновение. Последнее столкновение с охраной произошло у печей крематория, где летчики с честью приняли страшную смерть. В ту ночь долго не спали все бараки, узники разных стран пытались понять, откуда в России берутся солдаты, готовые так умирать.

Казнь 33 русских офицеров стала одним из обвинительных пунктов на Нюрнбергском процессе. В память о подвиге летчиков в 1986 г. на берегу Волги у Дома молодежи высадили 33 березки и установили памятный знак. В фондах музея-панорамы "Сталинградская битва" хранятся письма Петра Фомина к его жене Анне Ивановне. Они потрясают своей простотой и искренностью. Вот строчки из них.

 

23 марта 1942 г.

"Здравствуй, милая Анечка, сообщаю, что я здоров, чувствую себя хорошо. Нюсечка, ты не волнуйся, рана заросла хорошо, сейчас поправляюсь потихонечку. Вот наберусь сил, а то ведь я иссох, видела бы своего мужа, но мясо нарастет, это ерунда. Милая крошка, фото послал, и тебе можно фототелеграмму послать, адрес я сообщил. Твой Петр".

 

5 апреля 1942 г.

"7 марта летал громить гадов. Должен похвалиться: сжег две автомашины, цистерну с бензином. И, когда уже закончил атаку, они меня поймали из зенитного пулемета. Разрывная пуля ударилась в кабину и срикошетила, угодила мне в плечо с левой стороны.

Прилетел домой. Сел хорошо. Машина в нескольких местах пробита зениткой, но исправна. Рану я сразу зажал рукой, крови потерял мало. Фельдшер перебинтовала и отправила в лазарет в Чертаново. Не волнуйся, пулю из шеи уже достали. Правда, рубчик так и останется, но небольшой. Я поправился.

Анечка, привет всем родным, скажи, здоров. Твой Петр".

 

9 мая 1942 г.

"Здравствуй, родная моя Анечка! Вот сегодня хорошая погода, нагу¬лялся, а вернее, наработался я здорово. Ты, конечно, будешь смеяться, но я расскажу.

Около дома отдыха открыли лесопилку – пилят доски вручную. От нечего делать мы с ребятами пошли, посмотрели. Вижу: один берется, помахал –  ничего не получается, другой – та же история, а третий взялся – у него хорошо пошло. Старик пильщик говорит: "Эх, мне бы ваши годы, я бы рубанул". Я тогда не выдержал, вспомнил прошлое, как с отцом когда-то пилил, влез на козла и как жахнул! Сразу вспотел, потом втянулся. Ребята внизу говорят: "Ты нас загонишь или сам выдохнешься".

Поспорили, кто выдержит – пройдет восемь шнуров без отдыха. Я предложил им двоим работать попеременно против меня одного. Ну и пошло. Скоро первый отказался, а второй не дотянул последний шнур. "Ну тебя к черту, – говорит. – Пусть и моя пропадает! Я устал". А я закончил все бревно и закурил. "Ребята, – говорю, – а все же вы слабаки, с вас литр".

Хоть его и трудновато было достать, достали – выпили втроем.

Милая, здоровье у меня сейчас хорошее, нервишки укрепил. 12 мая выеду. Вновь потопаю громить гадов. Твой родной Петр".

 

16 мая 1942 г.

"Здравствуй, милая Анечка. Должен сказать, что вот уже второй день, в части, влился в семью боевых друзей. Ну, насчет дорогой твоей посылочки – откушали вместе с соседом, а вторую часть я с лучшими ребятами-истребителями жахнул...

Будь здорова и береги себя, Нюсечка, ни на кого не обращай внимания, береги себя, не отказывай себе ни в чем (сохрани здоровье, разобьем гадов, заживем дружно и любя, лишь бы были живы). Привет всем родным и знакомым, так все хорошо, ты только не отчаивайся, будь здорова. Целую тебя крепко, твой родной Петечка".

 

19 мая 1942 г.

"Анечка, пришли фото, что-то я чертовски соскучился. Черкни, как дела с одеждой. Я беспокоюсь, зная, в чем ты поехала. Наверное, и туфельки уже сдают? Сообщи, как получаешь деньги... Аня, вот тебе маленький стишок.

Душистый воздух голубой,           

Любовным воздухом нельзя напиться.

Лишь может закружиться голова,

А сердце хочет вылететь, как птица.

И губы шепчут нежные слова:

Любимая, хорошая, родная...

Не знаю, как еще назвать тебя.

Все ласковые слова припоминая,

Смеюсь и заикаюсь я.

 Да что слова! У лучшего поэта

Для милых глаз едва ли хватит слов —

От кончика ботинка до самого берета

Я нежностью тебя объять готов.

Целую крепко, Петя".

 

21 мая 1942 г.

"Здравствуй, милая, Анечка!

Сообщаю, что здоров, вчера был на задании, а сегодня отдыхаю. И вот сижу около окошечка, на дворе погода классная: играет солнце и на ветке поет соловей (надо сказать, их здесь много, и так приятно они поют, особенно на заходе солнца). Анечка, когда слушаешь вечером, да соловей еще тревожит, думаешь: эх, какая жизнь хорошая! И вдруг вспомнишь – война... Хочется сейчас же идти в бой и громить гадов, мстить им за все, не считаясь ни с чем, даже со своей жизнью.

Милая Анечка, в такой вот вечерок хотелось бы посидеть вдвоем, поболтать, как когда-то на берегу Волги. Ну ничего, будем жить еще лучше и дружнее. Твой Петечка".

 

Письма перестали приходить к Анне Фоминой в июле 1942 г. Неизвестность длилась 40 лет. Только в 1982 году она узнала, что Петр Фомин погиб в "Дахау". Все это время Анна Ивановна Фомина не теряла надежды вновь увидеть мужа. Их любовь оказалась сильнее времени и разлуки.

 

 

Людмила Глухенькая, Екатерина Елфимова,

 

"Областные вести" от 20-26 февраля 2009 г.

.