Высота 111,6: участник Сталинградской битвы об одном из эпизодов операции «Кольцо»
Алексей Федорович Рудаков – участник Сталинградской битвы с первых до последних ее дней. В июле 1942-го он участвовал в боях на дальних подступах к Сталинграду. Тогда его 186-й стрелковый полк почти весь пал в районе Суровикино. От трех тысяч человек осталось всего несколько десятков… Ему удалось выжить. Позже, когда бои начались в городе, и до конца битвы воевал уже в 64-й армии.
Впоследствии Алексей Федорович прошел всю войну, закончил Военную академию им. М. В. Фрунзе, был награжден многими орденами и медалями. Все это время он вел дневник, где содержится, по его словам, «живая история тех дней». Эти записи и легли в основу статьи, написанной им после войны.
В ней идет речь об операции «Кольцо» по ликвидации окруженной в районе Сталинграда немецко-фашистской группировки.
Она началась 10 января 1943 года. В девять часов утра пехота и танки перешли в наступление. В метель и мороз под сильным огнем противника наши войска упорно продвигались вперед. В ночь на 11 января сопротивление противника было сломлено. Далось это очень непросто – каждый километр брался с боя. Войска штурмовали опорные пункты немцев в районе высот 111,6 и 140,3.
Это, по воспоминаниям командующего 64-й армией генерал-лейтенанта М. С. Шумилова, «позволило его войскам прорвать рубеж врага на участке хутор Попов – высота 111,6 и к исходу 14 января овладеть совхозом «Горная поляна», что приближало их к захвату внутреннего обвода немецкой обороны.
Один из эпизодов этих боев и описан в статье А. Ф. Рудакова.
«В морозный январский день 1943 года на южном крыле 64-й армии генерала Шумилова командир части говорил солдатам одного из своих подразделений: «Вы видите сами, что взять высоту 111,6 атакой с фронта очень трудно. Восемь мощных огневых точек на ее юго-восточных скатах замурованы глубоко в землю. (…) Чтобы взять высоту без больших потерь, нужно внезапно захватить хотя бы одну из огневых точек. Система огня будет нарушена. Кто желает добровольно выполнить эту задачу?»
Перебивая друг друга, десятки
солдат и сержантов спешили назвать свои фамилии.
За час до рассвета, зарывшись в снег, два отважных солдата, одетые в белые
маскировочные халаты, поползли к намеченному для захвата огневому сооружению
противника. (…) Большой, врытый в землю блиндаж немцев был почти рядом, в
тридцати метрах, но путь к его обходу преграждал проволочный забор, наполовину
занесенный снегом. Днем этот забор не просматривался.
С большим трудом Насырову удалось проползти под нижнюю нитку колючей проволоки. Михайлов, следовавший за ним, зацепил проволоку. Внезапно загремели пустые консервные банки и несколько звучных колокольчиков, подвешенных к забору. В ту же минуту в расположении немцев взвились осветительные ракеты и хлестнули пулеметные очереди. (…) Михайлов и Насыров замерли в снегу. Из блиндажа в ход сообщения выскочили два немца. «Хальт! Хенде хох!» — послышался угрожающий окрик, и вслед за этим автоматная очередь вздыбила снег рядом с Насыровым. Затем еще окрик и снова очередь, но пули ложились где-то левее. Заметили нас или нет, сверлила мысль голову Михайлова, если да, то немедленно дать ответную очередь по этим немцам и, используя гранаты, открыто ворваться в блиндаж. В это время Насыров осторожно толкнул стволом автомата ступню левой ноги Михайлова. Посмотрев в его сторону, но в предрассветной мгле не видя выражения лица, Михайлов догадался, что его боевой товарищ ранен в ногу. (…)
Немцы уже без окриков дали еще несколько очередей, и уходя в блиндаж, громко смеялись, полагая, что тревога была ложной. (…) Что делать? Тут в тяжелые мысли Михайлова вплелись слова командира части, который инструктировал их перед выходом на задание: «Ошеломляющая смелость потому так и называется, что она озадачивает противника. Он теряется и, несмотря на превосходство в силах, легко может быть побежден. Но если дать врагу опомниться, тогда… Помните, что в критический момент борьбы минута промедления смерти подобна…»
У Михайлова созрел дерзкий план. Он быстро подполз к Насырову и тихо сказал: «Автоматным огнем не подпускай немцев, если они по ходу сообщения на окрики будут бежать к блиндажу. А с этими – он кивнул в сторону вражеского укрепления – я сам справлюсь».
Делая ловкие движения, Михайлов подполз к ходу сообщения и увидел немца, который набирал в котелок снег с бруствера. Он стоял спиной к Михайлову. Их разделяло расстояние в пять метров. Из полуоткрытой двери блиндажа доносились голоса и слабые звуки губной гармоники. Было ясно, что там не менее четырех-пяти человек.
«Ганс! Ком, ком!» — кто-то позвал, и немец, набиравший снег, быстро нырнул в дверь. В ту же минуту Михайлов спустился в ход сообщения, осторожно подошел к двери, рывком открыл ее и метнул гранату. Раздался глухой взрыв и вместе с ним дикие вопли немцев. Михайлов рванулся в черную пасть блиндажа, дал очередь из автомата и посветил карманным фонариком. Тяжелый пулемет стволом был направлен в амбразуру. Ящики с патронами и три убитых немца валялись на полу. В тот же миг в бледной полоске света фонарика блеснул нож в занесенной для удара руке немецкого офицера. Михайлов отскочил, но было поздно. Жгучая боль полоснула правую часть груди. Он успел нажать спусковой крючок автомата.
Как сквозь сон услышал слабый стон немца и его падение. Ноги подкашивались. Падая, Михайлов напрягал все силы, чтобы не потерять сознание. Он подтянул автомат к голове, зубами взял его за плечевой ремень и, оставляя окровавленный след, медленно пополз к выходу.
Насыров, превозмогая боль в коченеющей левой ноге, добрался до хода сообщения и приготовился стрелять. Немцы переполошились и подняли беспорядочную стрельбу по всей высоте. Группа солдат бежала по ходу сообщения к блиндажу. Длинной автоматной очередью Насыров остановил их. С криками «Ахтунг! Рус!» они бежали назад, оставляя убитых.
«Сигнал… ракету…», — едва услышал Насыров знакомый, но слабый и изменившийся голос Михайлова. «Насыров! Подай сигнал своим!» — еле слышно повторил Михайлов, и голова его беспомощно ударилась об мерзлую землю. Встрепенулся Насыров, и в голубеющее небо взвилась красная ракета. В ответ прогремело мощное «Ура!», заглушаемое канонадой наших пушек. Атака началась…
В мае 1943 года на Миус-фронте, у станции Матвеев курган, в блиндаж к командиру части зашли два сержанта. Судя по внешности, один русский, а другой казах. На груди каждого из них был орден Красной Звезды и золотая нашивка. «Товарищ подполковник! – доложили они – Сержант Михайлов и сержант Насыров прибыли из госпиталя в ваше распоряжение».
Татьяна Приказчикова, заместитель заведующего информационно-издательским отделом музея-заповедника «Сталинградская битва»
